Неточные совпадения
В стороне Исакиевской площади ухала и выла медь военного оркестра, туда поспешно шагали группы людей, проскакал отряд конных жандармов, бросалось в глаза обилие
полицейских в белых мундирах, у Казанского собора толпился верноподданный народ, Самгин
подошел к одной группе послушать, что говорят, но
полицейский офицер хотя и вежливо, однако решительно посоветовал...
Подошел к ним
полицейский...
Из коридора
к столу осторожно, даже благоговейно, как бы
к причастию,
подошли двое штатских, ночной сторож и какой-то незнакомый человек, с измятым, неясным лицом, с забинтованной шеей, это от него пахло йодоформом. Клим подписал протокол, офицер встал, встряхнулся, проворчал что-то о долге службы и предложил Самгину дать подписку о невыезде. За спиной его
полицейский подмигнул Инокову глазом, похожим на голубиное яйцо, Иноков дружески мотнул встрепанной головой.
— По Арбатской площади шел прилично одетый человек и,
подходя к стае голубей, споткнулся, упал; голуби разлетелись, подбежали люди, положили упавшего в пролетку извозчика;
полицейский увез его, все разошлись, и снова прилетели голуби. Я видела это и подумала, что он вывихнул ногу, а на другой день читаю в газете: скоропостижно скончался.
Припоминая это письмо, Самгин
подошел к стене, построенной из широких спин
полицейских солдат: плотно составленные плечо в плечо друг с другом, они действительно образовали необоримую стену; головы, крепко посаженные на красных шеях, были зубцами стены.
Дверь выломали. Комната пуста. «Загляните — ка под кровать» — и под кроватью нет проезжего.
Полицейский чиновник
подошел к столу, — на столе лежал лист бумаги, а на нем крупными буквами было написано...
Однажды, в будний день, поутру, я с дедом разгребал на дворе снег, обильно выпавший за ночь, — вдруг щеколда калитки звучно, по-особенному, щелкнула, на двор вошел
полицейский, прикрыл калитку спиною и поманил деда толстым серым пальцем. Когда дед
подошел,
полицейский наклонил
к нему носатое лицо и, точно долбя лоб деда, стал неслышно говорить о чем-то, а дед торопливо отвечал...
Начальство сада перепугалось и послало по трактирам отыскивать сторожа. Мирно
подошел слон
к заставе, остановился около
полицейской будки, откуда выскочил городовой и, обнажив ржавую «селедку», бросился
к великану, «делающему непорядок».
А в это время
полицейский Джон объяснил судье Дикинсону, при каких обстоятельствах обнаружились намерения незнакомца. Он рассказал, что, когда он
подошел к нему, тот взял его руку вот так (Джон взял руку, судьи), потом наклонился вот этак…
— Снежище-то какой! — сказал он,
подойдя вплоть
к полицейскому и в упор глядя на него.
В один из далеко не прекрасных для последнего воскресных вечеров 1871 года он вместе со своим товарищем, Михаилом Масловым, сидел в первом ряду «Буффа», что было запрещено даже в других, не находившихся под начальственным запретом театрах, как вдруг, в антракте,
подходит к молодым людям известный в то время блюститель порядка в Петербурге Гофтреппе, в сопровождении
полицейского офицера.
Язык
подошел к испуганной цыганке и оговорил ее роковым «словом и делом». Ее окружает конвой;
полицейский чиновник грозно приказывает ей следовать за ним. Трясясь от страха, потеряв даже силу мыслить, так внезапно нахлынула на нее беда, она хочет что-то сказать, но губы ее издают одни непонятные, дрожащие звуки. Покорясь беспрекословно, она следует за ужасным оговорителем.